– Случаются такие условия, когда нужно затаиться, помочь тем, кто рядом с тобой, пресекать панику и просто вести себя правильно, без провокаций. – Ева обращалась к Соне, но заметила разочарование на лице Леночки.
– Сударыни, послушайте, – вмешивается Далила, – этот тест совсем не предназначен для определения роли условного спасателя. Вам предлагалось просто быть пострадавшими. Террористы – условность, вроде землетрясения. Вы должны описать свое поведение относительно женщины, мужчины, ребенка и старого человека рядом с вами, а не относительно пилотов и террористов. Это, кстати, очень показательно. Я считаю ваше возбуждение вполне закономерной реакцией на рассказ Евы о себе. Этот рассказ оказался для вас провокацией, теперь вы должны понять мое определение, которое высказала сама Ева. Она социально опасна.
– Давайте вывод! – потребовала Полина.
– Полина, вы нервничаете, а ведь я надеялась, что хотя бы вы не поддадитесь влиянию Евы.
– Я не поддаюсь, меня злит эта поскакушка Соня.
– Так или иначе, она вас сегодня злит, почему бы это? Что изменилось? – Далиле никто не отвечает, она начинает говорить медленно, понизив голос. – Вывод. В нашей группе появляется женщина, которая очень эффектна и ко всему прочему рассказывает о своих достоинствах и возможностях как о проблемах. Вы в недоумении. Достоинства ее налицо, о возможностях она вам поведала в двух словах. И вы бездумно подчиняетесь ее влиянию. Вы становитесь агрессивны.
– У меня болит голова. – Анна Павловна стучит по вискам пальцами, словно пробует клавиши незнакомого инструмента.
– Хорошо, на сегодня все. Завтра я встречаюсь с вами по очереди и буду очень рада, если вы мне расскажете о ваших выводах по поводу сегодняшнего занятия.
– Можно вопрос? – Полина обращается к Далиле, а смотрит на Еву. – Вы сказали, что она ваша подруга. Как вы с нею справляетесь?
Далила замирает на секунду, потом выключает магнитофон.
– Я просто влюблена, – говорит она. – Это единственный способ с ней справиться.
Из Центра вся группа выходит вместе. На улице у своего «Москвича» стоит Карпелов и улыбается.
– Карпелов, – Соня машет ему рукой, – отвезите меня домой.
– Извини, детка, – Карпелов быстрым равнодушным взглядом профессионально выбрал и осмотрел высокую Полину, – я очень занят. Ева Николаевна, вы мне нужны.
– Отвезите меня домой! – топает ногой Соня, ее лицо и шея краснеют.
– Соня, не приставай к мужчине. – Далила обнимает Соню за талию и кивает Карпелову. – Кстати, майор, я очень хочу побеседовать с вами.
– Да я с радостью! Можно мне прийти, когда все лежат на диванах?
Ева провожает взглядом уходящую Полину, Анна Павловна артистично усаживается в самый настоящий лимузин, шофер ждет, склонившись, и захлопывает дверцу, Леночка неуверенно топчется, Далила берет ее под руку.
– Мы пойдем, – говорит она, – а на диванах я лежу с моими женщинами как раз завтра. Если у вас проблемы с коллективом или пристрелили кого-нибудь не того, милости прошу к концу рабочего дня.
Она уводит Соню и Леночку с собой. Соня еще злится, но Далила постепенно втягивает ее в разговор. Разговор у них получается странный, Далила убеждает Соню поверить в ее способности настоящего специалиста, а Соня говорит, что она не представляет себе, как вообще можно считать «так называемую психологию» специальностью. Далила берется защитить профессию и доказать свою состоятельность как специалиста немедленно. Она просит Леночку отдать ей ракетницу. Леночка бледнеет и старается вырвать руку, Далила ее руку держит крепко, Соня, вытаращив глаза, смотрит на их возню, большая хозяйственная сумка Леночки падает со стуком на асфальт.
– Леночка, – говорит Далила, отпустив женщин и присев над сумкой, – вы меня очень огорчаете. Можно я залезу в вашу сумку и заберу оружие?
Леночка молча плачет.
– Как вы… Откуда вы узнали? – лопочет Соня. – Вы это из-за ее слов про историю в самолете? – Она поворачивается к Леночке и первый раз внимательно разглядывает худое тело в платье зонтиком, уродливые босоножки, яркий красный лак на пальцах ног и вдруг обнимает женщину и прижимает к себе. – Леночка, не плачьте, смейтесь, Леночка! Если бы вы только знали, как же тяжело убивать этих долбаных мужиков, как потом тяжело!
– Я не понял конкретно, – спрашивает у Евы Карпелов, разглядывая фигурки трех женщин вдалеке, – я действительно могу прийти полежать на диване? Мне уже давно пора полежать со специалистом, у меня наступает помутнение сознания.
– Чем помочь? – спрашивает Ева.
– Помоги, Ева Николаевна, если ты, конечно, согласна в такой прекрасный вечер поехать со мной в морг.
– Ты знаешь, как завести женщину, Карпелов.
Климентий Фабер не поверил сам себе, когда притормозил у той самой остановки. Он рассматривал светящуюся вывеску на магазине, сидящих на скамейке в стеклянной будке остановки людей, мусор на газоне и рекламную надпись на урне, больше напоминающей почтовый ящик на длинной ножке. Через несколько минут Фабер затаился и задержал дыхание. По тротуару шла вчерашняя девчонка, которую он уговаривал поесть с ним. Голова опущена, ноги еле передвигает. Для горящего яркими огнями московского вечера она была странно одета: короткие шорты и облегающий топик, но у Фабера стукнуло невпопад сердце, когда, споткнувшись, маленькая женщина выставила вперед руку, не упала, проскочив выбоину в асфальте, и вьющиеся рыжие волосы, небрежно пару раз переплетенные в незакрепленную короткую косичку, взметнулись, закрывая лицо. Он завел мотор и осторожно тронул машину, двигаясь за ней. Метров через пятьдесят женщина заметила краем глаза его медленное движение, сначала посмотрела мельком, потом узнала и застыла, прижав к груди сумочку. Фабер остановил машину и открыл переднюю дверцу. Женщина стояла не двигаясь. Фабер молча ждал.