Черные розы для снайпера - Страница 2

Двадцать три сорок. Ева Николаевна проходит последний инструктаж. Она любовно поглаживает ствол великолепной винтовки с оптическим прицелом и повторяет, кивая головой, за начальником спецгруппы. Начальник от переутомления заикается и смотрит на женщину воспаленными глазами.

– В случае отсутствия освещения в окнах включить прибор ночного видения.

– Включить прибор ночного…

– Вы подчиняетесь непосредственно мне, вопросов не задавать.

– Вопросов не задавать. – Ева не смотрит на офицера, она почувствовала его напряжение и недовольство, как только вошла в комнату. Вероятно, его не предупредили, что снайпер – женщина.

– Устроиться на крыше и выбрать хороший прицел.

– Устроиться на крыше…

– В течение сорока минут отслеживать террориста. В случае неудачи в ноль тридцать ровно спуститься сюда и получить дальнейшие указания по проведению операции «Освобождение заложника».

– Чтобы спуститься сюда в ноль тридцать ровно, я должна уйти с крыши в ноль двадцать четыре.

– Это вопрос? – повышает голос старший офицер.

– Никак нет, товарищ майор.

– Действуйте!

Ева бежит по лестнице шесть пролетов, двумя руками прижимая к себе винтовку. За ней едва поспевает розовощекий лейтенант.

– Это он только когда нервничает такой… грубый, – лейтенант запыхался. – Он знаешь какой! Он, ну… – лейтенант отстал на три пролета, и Ева так и не узнала, какой хороший у него начальник.

На крыше ее ждут. Пробежками, пригнувшись, проводят к месту. Ева становится на колени, все еще прижимая к себе винтовку, и смотрит на освещенные окна «сталинского» дома напротив. Шестнадцатый этаж. Два окна. Сквозь занавески в одной комнате просматривается красное пятно абажура. Рядом с Евой сдерживают дыхание спецназовцы. Ева кладет винтовку и медленно ложится на живот. Двое огромных мужиков тут же укладываются рядом с двух сторон.

– Тут видишь какое дело, – шепчет один, Ева отворачивается от запаха табака, – заложник наш, похоже, на последнем издыхании. У нас надежда, что он лежит связанный в уголке…

– Ты чего шепчешь? – спрашивает Ева.

– Что?

– Не шепчи, – она пристраивает приклад поудобнее к плечу. – Он тебя не слышит. Мне доложили обстановку.

– Главное, этот гад шторки не открывает ни днем, ни ночью! Придется стрелять по пятну сквозь занавеску. Если не убьешь сразу, сама понимаешь…

– Я понимаю, – говорит Ева, поймав оптическим прицелом тонкую щелочку между занавесками. Она видит фактуру тяжелой портьерной ткани, выпуклый рисунок на ней и просветы тусклого абажурного света там, где портьеры чуть-чуть расходятся.

Второй спецназовец спокоен, лежит на боку, подперев голову рукой, и грызет спичку, разглядывая Еву. Ева раздувает ноздри, вдыхая запах хорошего одеколона и мокрой одежды. Она слышит, как дыхание мужчины учащается.

– Внимание… – треск в рации и напряженный голос майора. – В квартире замечено передвижение.

Ева всматривается почти не дыша. Тонкая полоска занавесок раздвигается, Ева ловит оптическим прицелом голову объекта и вдруг вздрагивает: в разрезе маски-шапочки, закрывающей лицо, на нее смотрят раскосые черные глаза.

– Женщина, – шепчет Ева. – Террорист – женщина! – Указательный палец осторожно и почти ласково поглаживает спусковой крючок. – Черт!

Черный силуэт в окне медленно опускается вниз и пропадает.

Ева моргает, судорожно сжимая веки, и сгоняет по виску вниз каплю пота. Над подоконником, в прорези чуть раздвинутых занавесок, поднимается голова в черной шапочке, пальцы в перчатке раздвигают занавеску пошире, в прицел не видно раскосых глаз – только затянутый трикотажем лоб, а рука кладет на подоконник гранату.

– Ну же! – почти кричит дублер Евы, он не лежит, он стоит на одном колене и смотрит через свой прицел в то же окно, у него приказ – стрелять только вторым. – Ну!.. Твою…

Ева нажимает на спуск. Голова в окне исчезает. Сквозь увеличитель прицела ребристый бок гранаты на подоконнике близок и почти осязаем – темно-серый, панцирно-черепаший.

– Точно в лоб! – говорит, не отрываясь от своей винтовки, дублер.

– Если это был лоб, – вздыхает Ева.

С крыши дома напротив по веревкам спускаются черные фигурки с автоматами, слышен звон вышибаемого стекла, вот первый акробат становится на подоконник и машет рукой, занавески раздвигают.

– Порядок! – Мужчины встают. Ева отводит руку одного из них и сама несет винтовку вниз. За ней спускаются молча – шесть человек из группы на крыше очень устали за два дня постоянного напряжения. Дверь квартиры на двенадцатом этаже открыта, на Еву вылетает майор с выпученными глазами.

– Отдай оружие! За мной, на место!

Что-то случилось. Спрятанная взрывчатка, заминированный заложник, бронированный лоб террориста – больше ничего в голову Еве не приходит.

Они пробегают по мокрому двору. Темно.

В подъезде шестнадцатиэтажки в угол с кадками и стойками с цветочными горшками забилась перепуганная консьержка. Застывшими истуканами стоят у дверей два крепыша в пятнистой форме. Майор, запыхавшись, жмет кнопку лифта. Ева, ничего не говоря, перескакивает через ступеньки. На задании она не ездит в лифтах. Пока мелькают серыми ребрами цементные клавиши, Ева старается правильно дышать и ни о чем не думать.

Дверь в квартиру на шестнадцатом этаже открыта. Мужчины, столпившись, стоят у распростертого под окном на полу тела. Довольно упитанная женщина в ярком халате, мягких домашних тапочках, на каждом по два выпученных глаза – тапочки носами изображают морды каких-то животных, самая нелепая деталь ее одежды – черная трикотажная шапка-маска с прорезями для глаз и рта. Майор делает жест рукой, как будто предлагает сдернуть очки. С женщины на полу снимают шапочку. Ева, прищурившись, осматривает посиневшее лицо с выпученными глазами, растекшуюся косметику на скулах и аккуратную дырочку ровно посередине лба.